Сегодня имя Александра Солженицына и его произведения называют явлением в мировой литературе. Его творчество и жизненный путь рождают много жарких споров и обсуждений. С судьбой Солженицына связан, в том числе, и Рыбинск. В июле 1945-го года Александр Исаевич был приговорен к восьми годам исправительно-трудовых лагерей и вечной ссылке по окончанию срока заключения. Поводом для такого жёсткого наказания, как гласят официальные формулировки, стала пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти. С сентября 1946-го в течение пяти месяцев писатель работал в закрытом конструкторском бюро («шарашке») при рыбинском авиамоторном заводе.
Но совсем не этот эпизод судьбы писателя-диссидента удивительным образом сказался на жизни провинциального города. Свою роль в судьбах рыбинцев Солженицын, сам того не подозревая, сыграет намного позже – три десятилетия спустя – когда его имя вновь зазвучит в городе.
В самом начале 70-х следователи начинают уголовное производство, которое в народе прозвали вторым делом Солженицына. Речь в нём шла о распространении в городе идеологически неправильного письма литератора к товарищам по перу. В то время об этом практически ничего не сообщалось – так, отрывочные фразы, абзацы, и то в областной прессе. Поэтому информация сохранилась, в основном, в памяти людей – участников тех событий.
Всё началось, собственно, с письма, которое привёз в город местный поэт Николай Якушев.
Николай Якушев: «Из этого сделали „ах!“»
Якушев пришёл на Рыбинский моторостроительный завод в конце 50-х и трудился в цехе разнорабочим. Здесь-то его и увидел Леонид Берковский, который в те времена занимался по заданию директора завода Павла Дерунова созданием отдела НОТ – научной организации труда. Набирая кадры, он присматривался и к Якушеву: тот заинтересовал его своей интеллигентностью и образованностью. Николай Якушев хорошо владел словом, его стихи печатались в газетах и журналах.
Из воспоминаний Леонида Берковского, руководителя отдела НОТ на моторостроительном заводе, опубликованных в книге «Сатурн 2013. Связь поколений»:
«Худой (Николай Якушев – Авт.), даже немного измождённый, с тревожным взглядом усталых, много повидавших глаз. Он был реабилитированный. Студентом литфака Воронежского университета в 37-м году за какую-то неосторожную фразу получил более полутора десятков лет лагерей. Заканчивал у нас на Юршинском острове. Стихи писал даже в лагере. К реабилитированным тогда относились как-то настороженно, но со временем Якушев стал вхож в рыбинское литературное сообщество, вёл семинар при городской газете для собкоров».
Берковский встретил его в цехе с тяжёлой, явно уже не по силам, тележкой с заготовками. Стали оформлять. В отдел НОТ Якушева взяли не сразу, но первые же поручения были очень ответственными.
В его обязанности входило обрабатывать служебные материалы, писать выступления и доклады для директора предприятия. Как сказали бы сегодня, Якушев стал пресс-секретарём Дерунова.
Работая на заводе, он заочно окончил Высшие литературные курсы при Литинституте, стал членом Союза писателей.
Так прошло около десяти лет. Но судьба подкинула этому человеку очередные испытания. В 1967-м году Якушев стал участником IV съезда Союза советских писателей. Выступить на нём среди прочих должен был и Солженицын, но это право у него тогда отобрали, и литератор обратился к делегатам с открытым письмом, экземпляры которого разложили на всех креслах в зале. Николай Якушев захватил несколько копий в Рыбинск, где показал друзьям, в частности, начальнику планово-экономического отдела Рыбинского моторостроительного завода Георгию Михайлову и заместителю директора по общим вопросам, а до этого секретарю парткома по идеологии Владимиру Уткину. Ну, показал и показал. Казалось бы, дело забыто.
Но прошло ещё несколько лет. В конце 1970-го Солженицына после его очередного произведения решили выдворить из Советского Союза. И тут совсем некстати его письмо к IV съезду Союза писателей, к тому времени уже забытое, неожиданно стало «гулять» по городу, заботливо отпечатанное кем-то на машинке. По слухам, размножила его одна из дочерей Уткина, которая работала техническим секретарём в городском комитете комсомола. Пикантная ситуация! Солженицына выгоняют из страны, а дочь заместителя директора крупного предприятия распечатывает письмо опального писателя. Хотя… по разговорам того времени, лежало письмо и в магазине подписных изданий. Когда подписчики приходили выкупать очередной том, они могли свободно взять экземпляр с прилавка.
Не удивительно, что этим вопросом заинтересовался КГБ. Начались расследование и допросы. Концы привели к Якушеву. С завода его сразу же уволили, причём с так называемым «волчьим билетом», и вся его дальнейшая жизнь пошла «под откос». Он всеми силами боролся за своё существование – друзья помогли найти небольшую должность – продолжал писать и печатать стихи. В 2006-м году в ярославском издательстве «Нюанс» вышла книга дневников, переписки и воспоминаний Николая Якушева. В одном из писем к своему другу, известному советскому поэту Анатолию Жигулину, датированном 15-м января 1971-го года, он писал:
«С завода, на котором проработал 10 лет, пришлось уйти, сижу уже полмесяца «на иждивении». Настроение висельное, в семье напряжённо и угрюмо. Произошло это всё потому, что три года назад привёз я из Москвы сюда письмо Солженицына, давал кое-кому читать. Теперь из этого сделали «Ах!»… И пошло, и поехало.
В связи со всеми этими передрягами книжку мою (это должен был быть однотомник на шесть листов) благополучно зарезали. В прошлом году возвратили мне рукопись из «Мол. Гв» (издательства «Молодая Гвардия») с рецензией И. Грудева, в которой он обвиняет меня в урбанизме, что, с его точки зрения, страшный грех, и во многом другом.
Больше у меня нигде ничего нет, и, стало быть, пора подаваться в грузчики…»
Через полгода, в июле 1971 года, ещё одно письмо:
«Живу на случайных заработках. Вот недавно издательство подбросило рецензию на рукопись очень правильных стихов. Автор – В. Юденич. Видимо, считают, что рецензировать авторов с более привлекательными фамилиями я не достоин. Стихов моих не печатают, в основном из-за «отсутствия гражданского накала», как ответил мне редактор областной газеты.
Леонид Берковский вспоминает:
«После дела о распространении письма Солженицына Анатолий Жигулин приезжал в Рыбинск, был на приёме у первого секретаря горкома, где сказал ему: «Вы что, хотите быть святее папы Римского, ведь письмо Солженицына читали все советские писатели. Их что, тоже надо выгонять с работы? И какой скандал может разразиться на Западе, если узнают, что творится в Рыбинске».
После этого Якушеву удалось устроиться редактором кинопроката в Копаеве. Из переписки Якушева, 16-е февраля 1973-го года:
«Оплата, правда, мизерная, но зато обязанности мои не очень обременительные…»
Не прошёл бесследно и инфаркт. Николай Якушев ушёл из жизни в апреле 1983-го года.
«Контроль поставлен слабо»
В начале 70-х годов ходили разговоры, что письмо Солженицына, а также произведение Пастернака «Доктор Живаго» (они считались в то время антисоветскими) читали работники отдела НОТ (научной организации труда). Эту историю разбирали на расширенном партактиве завода, где присутствовало порядка 400 человек. Приводим выдержки стенограммы партбюро, которое проходило в декабре 1970-го. Сама стенограмма хранится в личном архиве одного из участников событий тех лет:
«Несмотря на то, что НОТ существует длительное время и его заслуги признаны и подтверждены на конференции по НОТ, в работе отдела есть ряд недостатков, особенно по воспитательной работе. Некоторые коммунисты читали, хранили, распространяли идеологически вредную литературу, которая попала в руки и другим работникам завода. На завод письмо Солженицына было привезено работником Якушевым, написанное в демагогическом тоне. В отделе его читали Вильчинский, Уткин, Михайлов. Но никто из них не дал оценки письму, оно было размножено подпольным путём.
В отделе имели место анекдоты на политическую тему, но мер никаких не было принято. Надо определиться, как быть».
Партбюро вынесло решение – руководителей отдела, читавших письмо, исключить из партии, работникам рангом пониже – чтобы поумнели – объявить выговор. Было внесено предложение об усилении руководства отдела НОТ, потому что слабо поставлен контроль, особенно, не обеспечен он в командировках.
«Нужно всех поставить на свои места. Надо знать, чем дышат люди: бесконтрольно работают! У них есть возможность выполнять посторонние дела».
Что значила фраза «усиление руководства отдела НОТ» для его начальника Леонида Берковского, стало известно почти сразу же. Директор предприятия Павел Фёдорович Дерунов предложил уволиться с завода.
Леонид Берковский вспоминает:
«Естественно, я сразу же задал вопрос – «Почему? Я ничего не сделал». «Тут такая буря развернулась, я вынужден уволить тебя», – последовал ответ Павла Фёдоровича».
Берковский и ещё несколько человек из отдела НОТ, которые читали «Доктора Живаго», лишились постов.
Из воспоминаний Берковского:
«На заводе мне рекомендовали вообще уехать из города. Но куда бы я поехал? На руках у меня были моя мать и мать моей жены, двое сыновей, которые оканчивали школу, недавно квартиру дали от завода… Если б я тогда уехал, просто признал свою вину. Но я ни письма Солженицына, ни «Доктора Живаго» Пастернака не читал. После увольнения куда бы я не приходил – меня нигде не брали на работу. И это при том, что в Рыбинске тогда всегда требовались рабочие и специалисты. До сих пор храню толстую тетрадь, всю исписанную адресами и телефонами, к кому обращался в это время. Бился так месяца два, пока были деньги. Они закончились, и ничего не оставалось делать, как поехать в обком партии, где я пообещал, что если мне не дадут работу, встану перед проходными завода с плакатом. Секретарь обкома вышел из кабинета и долго не появлялся. А когда пришёл, сказал: «Возвращайтесь в Рыбинск, идите на завод дорожных машин». После этого визита в обком я стал работать на этом предприятии».
Были направлены на работу рядовыми работниками моторостроительного завода Уткин и Михайлов. Стал рядовым работником Рыбинского приборостроительного завода и секретарь горкома партии Виктор Каржавин.
По ту сторону
А как относились к делу о распространении письма Солженицына те, кто находился по другую сторону баррикад? В ходе работы над статьёй «Черёмухе» удалось найти бывшего работника КГБ, в ведении которого находилось дело о письме Солженицына.
— Письмо Солженицына тогда называлось политически вредной литературой, — вспоминает бывший сотрудник КГБ Виктор Кузнецов. — Органы не занимались в отношении этих людей репрессиями, наша задача состояла в том, чтобы изъять литературу. На Дзержинского (здание КГБ на ул. Дзержинского, сейчас Румянцевской – Авт.) никого не вызывали, просто проводили в заводе профилактические беседы».
Хотя сегодня как пенсионер и обычный житель Рыбинска Виктор Фёдорович признаётся, что произведения Солженицына любит. Называет его человеком-глыбой и считает, что таких талантливых людей в нашей стране ещё долго не будет.
Письмо Солженицына
Что же такого содержало это письмо, если после его прочтения в Рыбинске пострадал не один человек? Критику цензуры. Вот некоторые выдержки из него:
«За нашими писателями не предполагается, не признаётся права высказывать опережающие суждения о нравственной жизни человека и общества, по-своему изъяснять социальные проблемы или исторический опыт, так глубоко выстраданный в нашей стране. Произведения, которые могли выразить назревшую народную мысль, своевременно и целительно повлиять в области духовной или на развитие общественного сознания, — запрещаются либо уродуются цензурой по соображениям мелочным, эгоистическим, а для народной жизни недальновидным.
Многие члены Союза и даже делегаты этого Съезда знают, как они сами не устаивали перед цензурным давлением и уступали в структуре и замысле своих книг, заменяли в них главы, страницы, абзацы, снабжали их блёклыми названиями, чтобы только увидеть их в печати, и тем непоправимо искажали их содержание и свой творческий метод.
Наша литература утратила то ведущее мировое положение, которое она занимала в конце прошлого и в начале нынешнего века, и тот блеск эксперимента, которым она отличалась в 20-е годы.
Я предлагаю Съезду принять требование и добиться упразднения всякой – явной или скрытой – цензуры над художественными произведениями, освободить издательства от повинности получать разрешение на каждый печатный лист».
Многие авторы, по словам Солженицына, при жизни подвергались в печати и с трибун оскорблениям и клевете – Булгаков, Ахматова, Цветаева, Пастернак, Зощенко, Платонов, Грин. И первым среди гонителей выступало руководство Союза писателей. Многие из талантливых авторов были исключены из Союза.
Письмо написано в очень резком тоне и более того – всё написанное было правдой. Может быть, потому оно так жёстко «прокатилось» по судьбам рыбинцев, имевшим к нему хоть какое-то отношение?
***
Время изменило всё – судьбы людей, отношение к событиям почти 45-летней давности, литературе, писателям. То, за чтение чего людям ломали жизни в 70-е, сегодня в свободной продаже и открытом интернет-пространстве.
