«Собачье сердце»
Михаил Булгаков
Автор инсценировки — Анатолий Королёв
Режиссёр — Пётр Орлов
Художник — Леонид Пантин
Художник по костюмам — Наталья Ситуха
Композитор — Владимир Брусс
Невероятно сложно поставить «Собачье сердце» и избежать сравнения с известным одноимённым фильмом Владимира Бортко. Экранизация 1988-го года любима всеми: прекрасный актёрский состав, узнаваемая эстетика, внятно выраженная мысль. Казалось бы, зачем тягаться с таким высказыванием в искусстве? Но в Рыбинском драматическом театре и не ставили перед собой такой задачи. Творческой команде во главе с режиссёром Петром Орловым удалось создать свою историю, и найти свой театральный язык для того, чтобы её рассказать.
Расколотое пространство — на заднике «рваное» изображение Большого театра. Осколочность, отсутствие целостности именно в художественном решении спектакля, а не в его построении — то, что отражает время революции. Когда нет завершённости, уверенности; когда всё расшатано, неустойчиво; когда старый мир уже раскололся, а новый только предстоит строить. Поэтому и квартира профессора Преображенского вся разваливается на куски — комнаты не представляют собой нечто целое, они разъезжаются, все расположены отдельно. Потому что этот мир, к которому принадлежал доктор Преображенский, уже разъединился, «разъехался».
Среди сценической разрозненности появляется Мефистофель, который спокойно покуривает сигару. Начало уже фантасмагорично. Через мгновение, оценив ситуацию, зритель понимает, что это лишь театральная игра, Мефистофель — маска, костюм. Покурить вышел Фёдор Иванович Шаляпин (Алексей Батраков), образ которого станет одним из контрапунктов спектакля. Актёрам запретили курить в театре — реалия, которая рифмуется с сегодняшним днём. И сегодня у театров можно встретить вместе курящих Ромео и Париса. Фёдор Иванович — величина равная выдуманному профессору Преображенскому из булгаковского произведения. Оперный певец и светило науки в спектакле — соседи, друзья, люди, которых вытесняет новый мир. Только Преображенский до последнего не хочет его принимать, а Шаляпин сбегает от него — эмигрирует.
Первое действие нетрадиционно короче второго и представляет собой своеобразный зачин. Оно погружает во время, которое становится чуть ли не отдельным действующим персонажем спектакля. Постановку её авторы посвятили столетию Октябрьской революции. Поэтому знаки времени чувствуются в каждой сцене, при этом часто они оказываются зарифмованы с сегодняшним днём. Шариков (Николай Шишигин), внутри которого уже бьется человеческое сердце, со слов профессора Преображенского, самое паршивое из всех сердец, снимает со своей ноги лакированный ботинок — в его руках он словно становится смартфоном. Отражаясь в блестящей поверхности ботинка, Полиграф Полиграфыч обнимает профессора и будто пытается сделать с ним селфи. Селфи — как знак нашего времени, когда любование самим собой становится нормальным и неуёмным. Такое поведение вполне органично для Шарикова, но профессор Преображенский отталкивает его. Для него это дикость. Сейчас Шариковы остались, а Преображенских днём с огнём не сыщешь.
Первое действие во многом выполнено в эстетике немого кинематографа, что обусловлено самой повестью. Единственное утешение в жизни женщины, со слов пса — кино. В спектакль оно перешло и ускоренным движением самих актёров. Но в первую очередь — это видеовставки теневого театра, которые создал Алексей Батраков. Осмотр пациентов, операцию зритель видит тенями на ширме, которые двигаются ускоренно, по законам немого кино. Для зрителя спектакль начинается раньше, чем актёры появятся на сцене. Садясь в театральные кресла, они видят ширму из операционного кабинета, а за ней работают двое — профессор Преображенский и доктор Борменталь (Сергей Молодцов). Они что-то сшивают, оперируют… и в этом уже есть образ какого-то страха. Главное эмоциональное зерно спектакля, которое его создатели приготовили для зрителя — смех, переходящий в страх. Если в первом действии зал смеётся над всем известной цитатой:
— Во-первых, вы мужчина или женщина?
— Какая разница, товарищ?
То во втором товарищ Вяземская (та самая, в поле которой усомнился Преображенский, — редакция) становится гиперболизированным кошмаром профессора. Ужасы Преображенского отразились в кульминации спектакля — сне Филиппа Филипповича.
В нём товарищ Вяземская становится частью революционной кутерьмы, которая охватывает профессора. Сцена на время эпизода превращается в галлюциногенное пространство. Вяземская с растрёпанными волосами и приклеенными усами таскает профессора по сцене на поводке. Для Владимира Калюкина, который исполняет роль Преображенского, эпизод тоже становится центром развития роли, когда в интеллигентном профессоре появляется ярость и одновременно бессилие. Образы страха к финалу комедии мелькают все ярче и ярче — Шариков отрывает лапы бутафорской кошке, когда звучит знаменитое: «Вчера котов душили, душили…».
Машинистка приходит в квартиру профессора беременная от Шарикова и пронзительно, страшно кричит: «Псина!», когда узнает правду о своём женихе. Казалось бы, повесть сама по себе страшна, спектакль сделал её ещё страшнее, но финал заставляет по-настоящему напрячься и испугаться за наше настоящее. Машинистка, выхваченная лучом света, с огромным животом поёт одни и те же строчки колыбельной своему будущему чаду. История на повторной операции не закончилась — продолжение Шарикова живо, и профессор Преображенский с горечью крестит машинистку и её ребенка. Тема отца и сына, как заметила посетившая премьеру критик Ольга Галахова, отдельная находка спектакля. Профессору приходится нести ответственность за Шарикова не только как за свой научный эксперимент, но и как за сына.
Часть режиссёрского почерка Петра Орлова — полифоничность его спектаклей. Это множественность тем, образов, режиссёрских метафор, которые наслаиваются одна на другую. Но за этим всем не чувствуется разрозненности, сбивчивости. Зритель ощущает восторг от масштабности постановки. В короткой статье едва удаётся охватить весь спектр того, о чём нужно сказать. Завершить слово о «Собачьем сердце» хочется искренним признанием, что этот спектакль — большое событие для города. Посмотреть его — необходимо. Великолепная инсценировка Анатолия Королёва (автор романа «Голова Гоголя»), музыка Владимира Брусса, которая украшает уже не первый спектакль Петра Орлова, и, конечно, актёрский ансамбль. В «Собачьем сердце» роли второго плана не уступают чётко найденным образам главных героев. Остается надеяться, что спектакль ждёт насыщенная фестивальная жизнь. В признании зрителя сомневаться не приходится.
