Музыкант Владимир Хробыстов, покинувший Рыбинск в январе, чтобы работать в оркестре Сыктывкара, возвращается с программой, аналогов которой в городе ещё не было. Шестого июля в Гостевом доме он представит концерт «Звукотворения о любви и свободе». Никаких нот и плана, музыка родится из импровизации прямо в зале. Журналист Марина Орлова поговорила с музыкантом о предстоящем концерте и немного о философии.
— Владимир, каким будет предстоящий концерт?
— Будет музыка, то есть звуки и связи между ними, которых прежде никогда не было и никогда не будет вновь, музыка настоящего момента. Свободная, почти без какой-либо традиционной обусловленности. Так играли и пели в древности, до канонизации стилей и форм, так, наверняка, будут познавать мир и себя в нём люди в будущем и, скорее всего, весьма недалеком.
— Получается, вы напишите авторскую музыку прямо в процессе?
— Это музыка не то, чтобы моя собственная: она услышана из гармонии мира в настоящий момент. Подобное понимание звукового искусства было во времена Пифагора — фактически предтечи, основателя европейской музыки. Музыка призвана не только услаждать или будоражить.В древности она помогала услышать природу, восстановить равновесие с гармонией мира. Музыку использовали и для лечения, ведь болезнь — это то же самое нарушение равновесия между человеком и природой. Лечебные свойства музыки были хорошо известны как на Востоке, так и на Западе. И Пифагор, и Гиппократ, и Авиценна, и даже Александр Македонский использовали организованный звук в излечении недугов. Мои записи используют в таких целях в Германии и Южной Корее.
— Получается, такая музыка сильно зависит от внутреннего состояния музыканта именно в момент игры.
— Да, в момент игры я чувствую настоящий момент, его глубину, его огромное пространство. Такие ощущения бывают у человека в детстве, а потом забываются. Мысли постоянно мерцают между прошлым и будущим, минуя настоящее, но как раз настоящее — это и есть наше место и время. Прошлое закончилось раньше, будущее начинается не когда-нибудь, а именно сейчас. Да, это единственная точка времени, которой человек располагает.
— Почему вы решили обратиться к далёкому прошлому, даже к древности?
— Потому что древнее, основательно забытое, как показывает история, отображается в будущем. Об этом говорил премудрый Соломон:
«Что было, то и будет, и что творилось, то творится,
И нет ничего нового под солнцем.
Бывает, скажут о чем-то: смотри, это новость!
А уже было оно в веках, что прошли до нас.
Не помнят о прежнем — так и о том, что будет, —
О нём не вспомнят те, кто будут позднее».
— Но ведь люди меняются с развитием технологий. Например, появляются различные зависимости, которых раньше и представить не могли. От соцсетей, например. Действительно ли возможно возвращение?
— Люди не становятся другими — меняется внешняя атрибутика обитания. Архаика постоянно возвращается, только в новых формах. Сейчас у многих более близкие и действенные связи устанавливаются с коллегами и партнёрами, живущими в дальних от них местах планеты, чем с теми, кто территориально близко. Примерно так же было у великой княгини Ольги — с варягами у неё и её сторонников было больше общего, чем с оседлыми и кочующими варварами, живущими рядом. Это лишь один из археофутуристических моментов. В появлении новых видов техники угадываются опыты далекого прошлого. Один авиаконструктор рассказывал мне о двигателе будущего — там чистая архаика.
— Вы очень интересную темы затронули. У многих сейчас устанавливаются контакты с другими людьми издалека. Почему? Только ли интернет на это толкает?
— Главным образом, действительно благодаря новым коммуникациям и ещё международному разделению труда. За этим идут психологические и культурные перемены. Почему отдаляются близкие? Если снова вспомнить библейскую мудрость, то Христос объяснил это словами «не бывает пророк без чести, разве только в отечестве своём и в доме своём». Когда люди привыкают к тому, что есть рядом, перестают это замечать. «Что имеем — не храним, потерявши, плачем».
— Как получилось, что Ваши записи начали использовать для лечения в Германии и Южной Корее?
— Некоторые мои работы есть на Ютубе. Два с половиной года назад мы с американцем Риком Батыром записали альбом «Integer», он продается, его композиции передают некоторые радиостанции. Так что в моём случае территориально дальние связи опередили ближние.
— Технически музыка ведь тоже развивается? И в этом есть какое-то повторение из далёкого прошлого?
— Идея эволюции сходна с идеей вечного двигателя. Она основана на старой мечте человечества на выходе получить больше, чем на входе. Любое обретение оборачивается равновеликой потерей, часто не различаемой изначально и обнаруживающейся порой через поколения. Поэтому я не стал бы говорить о развитии — это всего лишь смена форм, метаморфозы. На эту тему касательно музыки есть замечательные исследования Николауса Арнонкура, о них он рассказал в книге «Музыка языком звуков». Инструменты становились громче, но теряли тепло произношения, музыканты обретали новые приёмы игры, утрачивая старые, «концертность» вытесняла глубину постижения художественной тайны.
— Какой вы считаете современную музыку?
— После 1975-го года в мире не создано ни одного произведения в традиционных формах, свойственных европейской музыкальной культуре — симфония, опера, соната, — которого бы ждало общество. Я помню из детства, как появление каждой новой симфонии Шостаковича было событием. За столетие до этого, когда умер Брамс, весь немецкий флот приспустил флаги. В последнее время в мире резко возрос интерес к музыке барокко. [Австрийский дирижёр, хормейстер и музыкальный писатель Николаус] Арнонкур объясняет это тем, что человечество стало искать точку, в которой оно в своём познании мира через звук сбилось с истинного пути.
— Каков этот мир, по-вашему?
— Знаете, я думаю, что мир идеален. Этот идеал составляет и великий покой тихого рассвета, и буря, и тепло домашнего очага, и активное сопротивление несправедливости, и прекрасный цветок, и кажущаяся безобразной грязь. Всё сущее для чего-то нужно бытию.
— Эту философию вы вкладываете в музыку настоящего момента?
— Да, конечно. Музыка выражает мировоззрение, рассказывает о том, что невозможно передать словами. У программы, которую я буду играть в июле, название «Звукотворения о любви и свободе».
— Как вы пришли к этому названию? Ведь ещё неизвестно, какой будет та музыка.
— Ради чего дана человеку жизнь? Ради любви, только ради любви. Что нужно для того, чтобы обрести эту любовь? Нужна свобода. Свобода от страха и предубеждений. Любовь и свобода — вне времени.
— Как исполнитель может подготовиться к такому концерту?
— Если жив, значит готов. И потом сказывается всё же разный «багаж», образовательный и просто житейский.
Я немного покопал разные источники об архаичной музыке. Мало чего сохранилось, но много подсказок — даже сами инструменты подсказывают, что и как можно сыграть. Помогли кое-какие книги, мои друзья в петербургской консерватории, помогла Каролина Прадо из Венесуэлы, учившаяся у меня один год в Рыбинске, и её консерваторский педагог. Но, в общем, это всё равно звучание настоящего момента.
— На каких инструментах Вы сыграете на концерте?
— Я буду играть на кене, кеначо и тин-вистле. Мой сын будет управлять электроакустикой — мы используем эхо горного каньона и некоторые другие эффекты, приближающие звучание к природному, такому, каким оно было в древности, когда играли на этих флейтах.
— Вы впервые дадите такой концерт. А как давно занимаетесь музыкой настоящего момента?
— Свободной музыкой я начал заниматься ещё в юности, почти в детстве. Такого рода творчество до утверждения канонизированных форм сопровождало человечество, помогало ему. Сейчас существует так называемая интуитивная музыка, есть фри-джаз, в академической музыке алеаторика, сонористика (методы музыкальной композиции — примечание редакции). Но в них для меня слишком велика роль конструкции, концепции, эго. Мне ближе всё-таки понимание музыки, которое было у Пифагора. У него музыка была одним из главных инструментов познания мира и обретения гармонии человека и мира.
Создание и исполнение музыки в соответствии с заданной концепцией мне представляется всё же более сложным, громоздким. Если есть, что сказать людям музыкой, если есть контакт с инструментом, который сам подсказывает многое из того, что и как играть, то музыка, которую делает человек, становится похожей на пение птицы. Вряд ли мы можем утверждать, что птице петь трудно, правда?
Афишу предстоящего концерта смотрите по ссылке.
Фото из личного архива Владимира Хробыстова
